Изменение общественных нравов как существенный элемент социального развития

Мораль изначально связана с формами совместной, коллективной жизнедеятельности людей и с характером их повседневных взаимоотношений. Ее социальным источником служит объективная потребность в разрешении противоречий между интересами личности и общества. Поскольку всякое общество функционирует как целостность, связующая людей взаимными интересами, в нем наблюдается известное совпадение интересов личности с интересами общественного целого. Отсюда возникают элементарные правила всякого человеческого общежития, простые нормы нравственности и справедливости, отражающие общность интересов людей в поддержании общественной жизни и обеспечивающие их согласованную деятельность. Над этими нормами, выработанными и доказавшими свою общественную целесообразность, моральную продуктивность в ходе многовековой социально-исторической практики, надстраиваются более сложные нравственные принципы, соответствующие определенным, исторически сложившимся формам общественного разделения труда и вытекающим из них социальным отношениям.

Отражая наиболее прогрессивные и перспективные образцы жизнедеятельности, моральная норма одновременно характеризует общественную потребность в формах поведения, более совершенных, чем сложившийся "средний" уровень массовых поступков и повседневных человеческих отношений. Из этой "опережающей" функции моральных норм вытекает постоянное воспроизводство и разрешение противоречий между нравственными требованиями и незрелыми, консервативными, пережиточными нравами, существование которых поддерживается определенными экономическими и социальными факторами.

В общественных нравах проявляется диалектика личного, индивидуального и общего, общественно необходимого в образе жизни. Хотя мораль имеет объективный социальный источник и порождается общественной потребностью в согласованном поведении людей, она, чтобы стать действенным стимулом человеческой жизнедеятельности, должна "пропитаться" субъективностью, выступить в форме внутреннего нравственного побуждения, захватывающего как сознательные, так и бессознательные пласты духовной жизни.

Хотя конкретные жизненные цели и установки людей бесконечно разнообразны, их моральные позиции могут быть сведены к двум основным типам. Первый из них связан с наиболее простой, элементарной формой морального сознания, когда человек, формируя свои побуждения и поступки, руководствуется нехитрой житейской "мудростью": "Все так поступают" (хотя такой вывод складывается обычно из ограниченного ряда наблюдений над поведением сравнительно узкого круга людей, находящихся в поле его зрения). Такая позиция освобождает от размышлений, от нравственной самокритики и выработки собственной линии поведения. Другой, более сложный тип морального сознания связан с анализом собственных мотивов поведения, выливающимся во властное веление совести: "не могу поступать иначе".

Совесть - это не нечто врожденное, от природы заложенное в человеке, а один из самых могучих механизмов "социального наследования", аккумулирующий весь социальный опыт человека, как лично приобретенный, так и вынесенный из общения с искусством, из духовных уроков мыслителей прошлого и настоящего. "...Совесть, - писал Маркс, - зависит от знаний и от всего образа жизни человека"^*.

^* (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 6, с. 140.)

Разумеется, побудительными силами поведения человека непосредственно выступают не знания, а его потребности, интересы, желания, стремления, столкновение которых порождает в сознании сложную борьбу мотивов. Хотя мораль является относительно самостоятельной детерминантой поведения, она может активно воздействовать на него, только опираясь на жизненные потребности и интересы личности. Но чтобы в этой борьбе мотивов одержало победу "морально высшее" (В. И. Ленин), волевые устремления должны пройти проверку разумом, испытать дисциплинирующее воздействие со стороны разума, синтезирующего все богатство знаний, накопленных человеком. Рациональное и эмоциональное в сознании не разделены непроходимой стеной. Знания, вступая в союз с чувствами, превращаются в убеждения, идейно ориентирующие совесть. "...Идеи... к которым разум приковывает нашу совесть, - писал молодой Маркс, это узы, из которых нельзя вырваться, не разорвав своего сердца"^*.

^* (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 1, с. 118.)

Формирование и развитие духовно-нравственной жизни личности происходит на основе как ее конкретного социального опыта, так и организованного, целенаправленного воздействия, которое обеспечивается идеологической, политико-воспитательной работой, охватывающей все этапы жизни человека - от дошкольного до преклонного возраста.

Задача образования, обучения и воспитания нельзя считать тождественны ми. Если образование или умственное просвещение формирует интеллект, т. е. устойчивую систему знании и навыков мышления, то воспитание закладывает характер, т. е. стабильную систему волевого и нравственного поведения, способствует тому, чтобы идейные и нравственные принципы превращались в убеждения и привычки повседневного поведения.

"Партия добивается того, - подчеркивал в речи на июньском (1983 г.) Пленуме ЦК КПСС Ю. В. Андропов, - чтобы человек воспитывался у нас не просто как носитель определенной суммы знаний, но прежде всего - как гражданин социалистического общества, активный строитель коммунизма, с присущими ему идейными установками, моралью и интересами, высокой культурой труда и поведения"^*.

^* (Материалы Пленума Центрального Комитета КПСС, 14-15 июня 1983 г., с. 18.)

Нынешнее поколение советской молодежи - самое образованное в истории нашего общества. Но само по себе образование еще не гарантирует формирования всей совокупности остальных качеств, характеризующих облик подлинно интеллигентного человека, носителя глубоко проработанной и усвоенной внутренней культуры. С образованием и эрудицией, как показывает жизнь, могут уживаться бессердечие, бестактность, хамство, неуемная мещанская зависть и злоба, безразличие к социальным и нравственным аспектам жизни. Вот почему сегодня с особой остротой встает задача соединения растущей образованности советских людей с всесторонним развитием идейно-нравственной культуры, которая включает освоение всей совокупности духовных и моральных ценностей и их претворение в убеждениях, поступках, повседневном поведении и общении.

Моральные нормы и требования фиксируются, как правило, в общей форме, предписывающей не конкретное действие, а лишь определенный тип поступка. Не существует абсолютных моральных регуляторов, жестких нравственных установок, которые диктовали бы человеку, как поступать в бесконечно многообразных жизненных ситуациях. Сам механизм морального действия предполагает способность человека к самостоятельному выбору цели и средств его поведения и обоснованию правомерности, нравственной оправданности этого выбора. Именно из этой относительной свободы человека в выборе своих действий и вытекает нравственный аспект человеческой жизнедеятельности. На протяжении всего своего жизненного пути человек взвешивает, проектирует и отбирает различные варианты своей будущей жизнедеятельности, принимает решения и совершает акции, связанные с выбором тех или иных аспектов своего образа жизни. А там, где существует ситуация свободного выбора между различными жизненными альтернативами, возникает моральная проблема, связанная с нравственной ответственностью личности за свой выбор и пути его реализации, с общественной оценкой того, в какой степени поступки человека соответствуют или противоречат интересам других людей и общества в целом.

Ни один человек не может быть "свободен" как от оценки своего поведения другими людьми, так и от собственной оценки этого поведения. "Поразительный факт состоит в том, что какой бы глубины нравственного падения индивид ни достиг, он все равно чувствует себя связанным моральными правилами игры, и у него всегда найдется в запасе какой-нибудь примитивный софизм для самооправдания, а точнее говоря, для самообмана. Субъективно осознанной точкой отсчета действий человеческого индивида, как правило, остается добро"^*. Одной из наиболее сложных задач морального сознания и этической науки выступает четкое разграничение между такой моральной софистикой, в общественно-политической сфере принимающей форму социальной демагогии, и непредвзятым моральным суждением, соприкасающимся с исканием истины о человеке, его конкретных связях и отношениях с другими людьми.

^* (Гусейнов А. А. Долг и склонности. - Вопросы философии, 1981, № 10, с. 116.)

Тип нравственного сознания и поведения определяется социальной позицией личности, воплощающейся в системе ценностных ориентаций, которыми человек руководствуется в своей повседневной жизненной практике. Такая социальная позиция может выражаться либо в ориентации на осознанное следование общественному долгу, либо в пассивном, равнодушном отношении к общественным целям и интересам, сосредоточенности на "маленьких" радостях жизни, не ущемляющих прав и интересов других людей, либо в антиобщественных ориентациях, ведущих к корыстным посягательствам на интересы других людей и общества.

Многообразие социально-нравственных позиций и вырастающих на их основе осознанных, мотивированных стереотипов поведения образует сложную картину общественных нравов, представляющих собой целостную систему, все основные компоненты которой внутренне связаны между собой.

К основным компонентам общественных нравов относятся те аспекты образа жизни, которые влияют на социальное самочувствие людей, характеризующееся либо чувством социальной разобщенности, либо, напротив, чувством устойчивой солидарности с другими людьми. Для человека, как правило, непереносимо состояние социального одиночества. Чтобы избежать его, ой стремится отождествить себя как с конкретными малыми группами (семья, первичный трудовой коллектив), так и с более широкими социальными общностями. Такая идентификация может выливаться в сознательную солидарность единомышленников, выступающих за общее правое дело, и может принимать форму национальной, кастовой, групповой исключительности и спеси, порождающей пренебрежение и нетерпимость к "не своим".

Всякого рода эксцессы в общественных нравах возникают на базе активизации так называемых псевдопотребностей, представляющих, как правило, извращенную форму реализации каких-то других, естественных потребностей, попытку снять социальную и психологическую напряженность, порожденную неспособностью придать разумную направленность своим потребностям и отыскать адекватные "человеческие" способы их удовлетворения. Так, неспособность обрести своим трудом и его результатами самоуважение и признание, уважение других людей может порождать неуверенность в собственных силах и возможностях, доходящую до ощущения неполноценности, вызывающего зависть к успехам и более благоприятному положению других людей. Этой социальной завистью обусловливаются, на наш взгляд, и безудержная, снимающая моральные тормоза гонка за материальными благами, и вызывающие, посягающие на общественную нравственность формы поведения - хулиганство, "бытовая" жестокость и агрессивность, направленная ка подавление чужого человеческого достоинства, глумление над другими людьми.

Необходимым условием нравственного благополучия и здоровья общества служит социалистический правопорядок, обеспечивающий реализацию и охрану личных и гражданских прав и свобод. Нормы права требуют неукоснительного соблюдения и не оставляют возможностей для выбора альтернативных решений и поступков. Но деятельность человека много шире пределов, устанавливаемых правовыми и административными предписаниями, очерчивающими круг непреложных обязанностей личности, нарушение которых карается уголовными и иными юридическими санкциями. За этими пределами нравы не регулируются какими-либо организационно оформленными социальными институтами, их функционирование и развитие происходит под воздействием способов неформального контроля - общественного мнения, традиций, обычаев, стихийно передаваемых от поколения к поколению. Эти регулятивные механизмы обеспечивают общность и повторяемость однотипных поступков людей в сходных жизненных ситуациях. В силу этого развитие общественных нравов обладает своей внутренней логикой, далеко не автоматически следующей за экономическими и социально-политическими изменениями.

Происходящие в последние десятилетия беспрецедентно быстрые изменения в образе жизни, связанные с интенсивной урбанизацией страны, ослабляют традиционные механизмы моральной преемственности, осложняют непосредственную передачу нравственных норм, ориентаций, установок от старших поколений к младшим. Еще в начале послевоенного периода основная часть населения нашей страны жила в условиях сельского жизненного уклада, для которого были характерны слабая территориальная и социальная подвижность населения, относительно медленные темпы и ритмы жизни, действие традиционных механизмов социального контроля. Поскольку дети рано вступали в трудовую жизнь, а труд и досуг родителей и детей был тесно объединен во времени и пространстве, молодежь усваивала моральные нормы, ценности, навыки, обычаи предшествующих поколений в общей трудовой и бытовой повседневной деятельности, В деревне человек постоянно находился на виду у своего сравнительно ограниченного социального окружения, с которым он был связан повседневными родственными или соседскими контактами.

Переселение огромных масс сельских жителей в города - объективный социальный процесс, который влечет за собой неоднозначные последствия. Основную часть сельских мигрантов составляет молодежь, которая с первых шагов самостоятельной жизни отрывается от родительского крова, попадает в непривычные социальные условия, адаптация к которым происходит далеко не безболезненно. "Анонимность" городского образа жизни с его широкими возможностями перемены мест и способов времяпрепровождения ограничивает возможности неформального социального контроля над индивидуальным поведением.

Одна из наиболее сложных проблем, с которыми сталкивается всякое социальное управление - соотношение сознательного и стихийного в состоянии и движении общественных нравов. Именно с этих позиций следует оценивать ленинские положения о необходимости длительной и упорной борьбы социалистической идейности, сознательности и организованности с буржуазно-анархистской стихийностью, воспроизводящей частнособственнические устремления и привычки.

К сожалению, эти вопросы явно недостаточно разработаны в нашей научной литературе, где до сих пор бытует точка зрения, согласно которой антиобщественные явления при социализме не имеют социальной базы и корней, в результате чего разговор о них ограничивается характеристикой их лишь как пережитков прошлого, утверждениями об отставании общественного и индивидуального сознания от общественного бытия, ссылками на "отдельных людей" - носителей тех или иных социальных пороков.

Конечно, антиобщественные явления при социализме генетически связаны с прошлым, они поддерживаются механизмом социальной инерции в индивидуальном и групповом поведении, традициями и обычаями, закладывавшимися и закреплявшимися в образе жизни и психологии людей веками классового угнетения, национальной розни, мелкособственнического хозяйничанья и длительно сохраняющимися в виде элемента общественных нравов и в условиях социалистического общества. В структуре образа жизни нравы представляют зону наиболее глубокого залегания консервативных начал. Стихийное воспроизводство в новых исторических условиях нравов и соответствующих им ценностных ориентаций, сложившихся на почве прошлых жизненных укладов, происходит через навыки и привычки, выражающие склонность и направленные усилия людей сохранять неизменными формы своего повседневного поведения.

В. И. Ленин подчеркивал невозможность "фантастически быстрого изживания следов прошлого" в правах^*. В его работах содержится целостное учение о силе социальной привычки, воспроизводящей ориентации людей на несоциалистические формы жизни и выступающей мощным тормозом на пути утверждения новых общественных отношений. Задача "самой долгой, упорной и терпеливой работы перевоспитания привычек"^** - это задача всего социалистического переустройства общества, которая не должна упускаться из виду даже при решении частных вопросов. Действительно достигнутым в социальном устройстве "надо считать только то, что вошло в культуру, в быт, в привычки", "в повседневный обиход масс"^***.

^* (См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 39, с. 20.)

^** (См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 42, с. 285; т. 41, с. 400.)

^*** (См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 45, с. 390; т. 41, с. 108.)

Всякие попытки обойти при осуществлении социальных преобразований необходимые этапы переработки нравов способны лишь подорвать и скомпрометировать эти преобразования. Но если скоропалительные, субъективистские, "волевые" решения, не считающиеся с настроениями масс, ведут обычно к скрытому, подспудному воспроизводству неизжитых нравов и привычек, то отсутствие систематической работы по совершенствованию условий социальной жизни, закладывающей основы новых нравов и привычек, также способно открыть дорогу стихийным процессам в образе жизни. С этой точки зрения следует оценивать известное положение об опасности рецидивов мещанской, мелко-буржуазной психологии, указывающее на возможность возрождения, активизации целого комплекса негативных явлений, если им не будет противопоставлена продуманная система мер социальной политики и воспитательной работы.

Вместе с тем объяснение уродливых явлений, наблюдающихся в советском обществе, только как пережитков прошлого в сознании и поведении людей уводит от анализа реальных ошибок, упущений, которые создают благоприятную почву для поведения, находящегося в противоречии с социально-нравственными устоями социалистического образа жизни.

Научный анализ процесса формирования общественных нравов должен включать исследование социально-психологических механизмов. Среди социально-психологических механизмов, участвующих в формировании общественных нравов, важное место занимает процесс социального сравнения, психологическую и социальную сущность которого вскрыл К. Маркс. "Как бы ни был мал какой-нибудь дом, - писал он, - но, пока окружающие его дома точно так же малы, он удовлетворяет всем предъявляемым к жилищу общественным требованиям. Но если рядом с маленьким домиком вырастает дворец, то домик съеживается до размеров жалкой хижины. Теперь малые размеры домика свидетельствуют о том, что его обладатель совершенно нетребователен или весьма скромен в своих требованиях; и как бы ни увеличивались размеры домика с прогрессом цивилизации, но если соседний дворец увеличивается в одинаковой или еще в большей степени, обитатель сравнительно маленького домика будет чувствовать себя в своих четырех стенах все более неуютно, все более неудовлетворенно, все более приниженно"^*.

^* (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 6, с. 446.)

Один из основных принципов социализма - распределение по труду. Этот принцип имеет не только экономическое, но и социально-нравственное значение, наиболее четко отражаемое понятием справедливости. Представления о социальной справедливости тесно связаны с вопросом об эквивалентности, соответствии вклада каждого в общественное развитие и получаемого вознаграждения в широком смысле этого слова, начиная с денег и кончая уважением.

Необходимость и возможность удовлетворять потребности в результате обмена деятельностью - важная характеристика социального поведения. Однако существование и развитие общественного разделения труда делает этот обмен все более сложным, опосредованным и растянутым во времени. В принципе ни для одного человека невозможно определить, сколько он должен обществу, установить всех его "контрагентов" по обмену. Если мы вспомним, что к ним нужно отнести, например, Шекспира и Пушкина, то станет очевидным, что "задолженность" каждого из нас растет вместе с движением истории.

Сложность и опосредованность социальных отношений накладывают серьезное ограничение на попытка определить степень их справедливости с помощью собственно экономических критериев и измерений, мер. Некоторые экономические эквиваленты "работают" совсем не с той эффективностью, которую мы подчас им приписываем. Хорошо известна, например, "неточность" денег в условиях дефицита.

Кроме того, в сущности, деньги можно считать универсальной мерой вклада и вознаграждения только там, где потребности людей таковы, что могут быть удовлетворены с помощью денег. Чем чаще некоторые "вещи" (самые разные - творчество, здоровье пли просто безделье) становятся настолько важными для человека, что он ни на что не хочет их обменивать ("не продает"), тем больше сужается сфера применения экономических эквивалентов, мер. И чем многообразнее и сложнее становятся человеческие потребности, чем сильнее становится в них духовный, нравственный элемент, тем менее точно можно определить соответствие вклада и вознаграждения с помощью экономических критериев.

Гораздо чаще, чем это нам кажется, возникают затруднения при необходимости точно определить и трудовой вклад человека в формирование общественного богатства. Некоторые объективные процессы, происходящие в сфере производства, все больше усиливают эту тенденцию. Углубление технического разделения труда, увеличение числа коллективных и творческих видов работ приводят к тому, что все чаще даже сам работник не может точно определить свой реальный вклад как долю общего результата. Углубление социального разделения труда породило и порождает такие социальные функции, такой труд, по отношению к которым трудно определить, в чем, собственно, состоит их непосредственный результат. Каков результат, "продукт" труда врача? Считать (как предлагают некоторые) этим продуктом здоровье пациента, видимо, неверно, неточно. Лечащий врач не может нести ответственность за чистоту воздуха или шум в городе, за курение или пьянство пациента, за грубость его начальника или плохую еду в столовой, а все эти факторы самым непосредственным образом воздействуют на здоровье человека. Иронизируя над упрощенными представлениями о таком труде, К. Маркс писал, что, по мнению некоторых, "врачам следовало бы платить лишь постольку, поскольку они излечивают, адвокатам - лишь постольку, поскольку они выигрывают процессы, а солдатам - лишь постольку, поскольку они одерживают победы"^*. Очевидно, что, когда столь непрост продукт труда, определить, насколько соответствует ему вознаграждение, непросто.

^* (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 26, ч. I, с. 282.)

И наконец, существует такая область социального поведения, где критерий справедливости является ведущим и в то же самое время все рассуждения о вознаграждении неуместны. Это область нравственности. Сущность нравственности, если рассматривать ее как отношение людей, а не как личностное свойство или установку, состоит в том, что человек строит взаимодействие (свой "вклад" в него) независимо от реакции другого, от ответного "вознаграждения". Внешним выражением этой независимости является бескорыстие, то есть выполнение долга "даром", без расчета на "отдачу". Более того, последовательное проведение такой позиции (если она - не поза, не лицемерие) означает, что субъект нравственного поступка не может требовать и даже ожидать от другого того, что требует от себя (самоотверженности, бескорыстия, благодарности и т. д.). По логике "чистого долга" неизбежно возникает некоторая "несимметричность" отношений, не имеющая ничего общего с житейской "мудростью": "я буду поступать честно, доброжелательно, терпимо и т. д. тогда и только тогда, когда так же будут поступать и другие но отношению ко мне". С этой точки зрения даже в так называемом "Золотом правиле нравственности" (поступать с другими людьми так же, как ты хочешь, чтобы они поступали с тобой) этот момент "несимметричности" в моральных отношениях не представлен.

Таким образом, каждый человек включен в сложную систему многообразных и опосредованных социальных отношений, где соотнесение, "выравнивание" совокупного "вклада" данного человека в общественное богатство (материальное и духовное) и социального "вознаграждения", получаемого им от общества, совсем не просто, оказывается все более сложным. Поэтому человек все чаще предпочитает сопоставлять не свой вклад с получаемым вознаграждением, а свое положение в обществе с положением других, т. е. производит "социальное сравнение". И на его основе делает заключение не только о степени социальной справедливости, но и о том, на что он имеет право претендовать, каков его законный уровень социальных притязаний. Такое сравнение и соответствующее заключение - постоянно действующий социальный механизм. Он не только регулирует оценки, удовлетворенность и непосредственно "производственное" и внепроизводственное поведение людей (выбор работы, трудовую активность, проведение свободного времени и т. п.), но и формирует глубокие слои нравственных норм общества и личности.

Характерное для нашего социалистического общества представление о социальной справедливости формируется как результат сознательно направляемого обществом взаимодействия идеологической, воспитательно-разъяснительной работы и стихийно складывающихся оценок. На наш взгляд, совершенствование социалистических принципов социальной справедливости может быть связано с более широким учетом процесса социального сравнения. Это предполагает, в частности, развитие научно обоснованного (в том числе учитывающего общественное мнение) регулирования различий в вознаграждении за труд (оплате труда и использовании общественных фондов потребления) не только в рамках каждой данной социально-профессиональной группы, но и между ними.

Конечно, в стихийном процессе социального сравнения много произвольного, случайного, неадекватного. Сознательное и неосознаваемое искажение информации, социальная мифология, непонимание, ограниченность социального воображения, интуиции - все это присутствует здесь. Но в то же время это очень гибкий, чуткий механизм, в котором заложена тенденция, функция адекватности. Социальное сравнение - не просто оценка, но и основание для принятия решений индивидом, ориентир социального поведения. Оно имеет постоянную "обратную связь" с социальной действительностью, не может отрываться от реальности. Поэтому мы можем исходить из предположения, что социальное сравнение в той мере, в какой оно служит ориентиром реального жизненного поведения, в основном верно отражает наличное положение социально-классовых и демографических групп относительно друг друга. И чем более полной становится информация о самых различных сторонах общественной жизни, чем больше преодолеваются социальные различия, социальная "дистанция" между группами, тем больше становится роль социального сравнения в формировании нравов.

Однако социальное сравнение осуществляется в двух "координатах", на основе не только оценки наличного, но и представления о должном. Вторая "координата" также присутствует в массовом сознании. И у нее есть некоторые особенности, которые делают ее менее "надежной", чем первая "координата". Во-первых, представление о том, "как должно быть", чаще всего носит чисто оценочный характер, несет функции, связанные с удовлетворенностью, психологической компенсацией и т. п., и не всегда - с поведением. Поэтому постоянная корректировка этого представления самой социальной реальностью осуществляется не всегда, и субъективные моменты очень сильны. Во-вторых, на представления о желаемом, формирующиеся в различных социальных группах, накладывают отпечаток социально-экономические интересы этих групп, которые далеко не всегда совпадают, а иногда могут приходить в противоречие между собой. В-третьих, в основе представления о должном как об "идеальной" социальной структуре лежат нравственная максима, нравственный принцип, сформулированные не только и не столько на уровне социальной психологии, сколько на идеологическом уровне общественного сознания, которые не могут быть результатом просто некоторого стихийного процесса в обыденном сознании.

Необходимо подчеркнуть, что успешность целенаправленной "корректировки" социальной политикой и идеологической работой субъективных и противоречивых мнений о справедливости во многом зависит от того, насколько умело учитываются и используются те оценочные механизмы, которые действуют в процессе социального сравнения.

Прежде всего социальное сравнение - не индивидуальный, а групповой процесс. Человек ориентируется не на собственные оценки и соображения, а на некоторые групповые "нормы", которые подсказывают ему, например, как он должен оценивать содержание труда в своей профессии, условия труда на предприятиях определенного тина, "обычную" оплату данного труда и т. п. Смысл группового социального сравнения - соотнесение социальных характеристик "своей" профессиональной группы с характеристиками других групп, прежде всего "соседних", т. е. близких по характеру труда, стилю жизни и находящихся в постоянных социальных контактах. В результате сравнения характера труда, уровня и качества жизни в "своей" профессиональной группе и в других профессиональных группах у работника складывается относительная (это надо подчеркнуть) оценка социального положения своей группы (в терминах "лучше-хуже").

С относительностью оценок связана другая важная особенность социального сравнения - его системность. Она проявляется в том, например, что удовлетворенность трудом определяется представленной в групповом сознании относительной оценкой социального положения многих групп, целой их "системы". В динамике степень этой удовлетворенности зависит как от изменений в данной группе, так и от характера изменений в системе других, прежде всего соседних, групп. Именно такой характер носит, например, наблюдаемое в последние годы известное падение престижа физического труда в материальном производстве. Хотя оплата этого труда растет намного более высоким темпом, чем оплата всех других видов труда, тем не менее ориентация молодежи на такой труд ослабляется. Это во многом объясняется изменениями, происходящими в других сферах общественного труда (обслуживание, наука, управление), где растет количество физически менее трудного, более привлекательного, чистого, престижного и все более доступного (в силу повышения уровня образования) труда. В условиях, когда ценностям здоровья и комфорта придается все большее значение, эти характеристики труда оказываются более значимыми, чем небольшие и необязательные потери в оплате. Системность социального сравнения может приводить к тому, что меняется оценка не изменившегося (самого по себе) положения группы - из-за изменений в группах "соседних". Наиболее важные факторы, которые учитываются при сопоставлении: численность "соседней" группы (чем меньше численность группы, положение которой оценивается как "лучшее", тем меньше меняется оценка своей группы), оплата и степень тяжести труда в ней.

И наконец, еще одно важное социальное следствие системности социального сравнения. В случае появления или резкого увеличения таких социальных групп, в которых труд, не требующий особой квалификации или напряжения, сочетается с высоким трудовым доходом или с систематическим нетрудовым, может снижаться оценка положения очень многих других профессиональных групп.

Сравнение с другими группами осуществляется но двум параметрам, которые тесно связаны между собой и оцениваются по преимуществу соотносительно. Это сам труд, т. е. общественно полезный вклад и усилия работника данной группы, и социальное вознаграждение в широком смысле слова. В процессе социального сравнения вознаграждение за труд отождествляется с уровнем и качеством жизни, как бы они ни отклонялись от уровня и качества, проистекающих из непосредственной оплаты труда и из нормативно зафиксированных условий труда, его режима, содержания и т. д. Уровень и качество жизни тех профессиональных групп, с которыми осуществляется сопоставление, становятся критерием, эталоном, определяющим требования работника к труду и вознаграждению, к их соответствию, становятся фактором, формирующим уровень и характер социальных притязаний работника. Если мы учтем, что существуют нетрудовые доходы и стихийное перераспределение доходов между социальными группами, различия в стиле жизни (например, ориентация на престижное потребление, накопление или на "проживание" доходов), а также такие элементы труда (например, возможность относительно свободно распоряжаться рабочим временем), которые официально не регистрируются и в то же время становятся существенным элементом реального вознаграждения и качества жизни, то становится очевидным, что такой способ оценки хотя и бывает иногда очень точен, но может формировать экономически и социально необоснованный, завышенный уровень притязаний, недостижимый в рамках трудовых доходов и существующей общественной организации труда, провоцируемый фактом существования групп или слоев, уровень жизни которых не соответствует их реальному трудовому вкладу и усилиям. Поэтому вряд ля правомерно утверждение, что рост потребностей, опережающее развитие требований к повышению благосостояния во всех случаях являются "пружиной" трудовой активности.

Самая сложная процедура социального сравнения - сопоставление соотношения "вклад - вознаграждение" в своей группе, с одной стороны, и "вклада - вознаграждения" в других группах - с другой. Здесь, как правило, преобладают следующие тенденции, не всегда осознаваемые, но чаще всего имеющие серьезные объективные и субъективные основания.

Во-первых, это - тенденция рассматривать социальную однородность как более естественное состояние, чем жесткая социально одобренная социальная дифференциация, экономическая и социальная необходимость которой не всегда очевидна для рядового работника. Развитию этой тенденции способствуют объективные процессы повышения образования, сближения умственного и физического труда, относительное уменьшение количества труда, требующего особых способностей или подготовки и в силу этого дающего особую отдачу. Поэтому социальная однородность чаще всего рассматривается как фактическое равенство, а не просто как равенство возможностей. Непоследовательность этой точки зрения проявляется, во-первых, в существовании представления о том, что способности и добросовестное отношение к работе распределены неравномерно среди профессиональных групп и, во-вторых, в том, что принцип однородности не распространяется на демографические группы (например, в том, что среди женщин меньше руководящих работников, часто видят не социальное, а естественное явление).

Во-вторых, эмоциональный элемент сравнения обычно обращен и "вверх" и "вниз", т. е. в нем представлены и чувство социальной справедливости (как забота о профессиональных группах, находящихся в менее благоприятных условиях), и социальные притязания (как ориентация на профессиональные группы с более благоприятными жизненными условиями). Однако в некоторых острых, проблемных социальных ситуациях эмоциональные элементы концентрируются на низкостатусных группах. В этом смысле государственная политика "подтягивания" уровня жизни этих групп отвечает психологии социального сравнения.

В-третьих, в процессе стихийного социального сравнения практически не возникает строгих формулировок, которые могли бы служить этическим основанием социальной справедливости (например: "человек не должен расплачиваться или, наоборот, получать преимущество за то, что от него не зависит, во что он не вложил сознательных усилий"). Одной из причин такой "недоговоренности" является, видимо, невозможность на уровне обыденного сознания проследить механизм социального неравенства, например, связь равенства возможностей с равенством социального положения. Но более глубокие причины связаны, как нам представляется, со сложными законами нравственности, в формировании которой не меньшую роль, чем стихийные социально-психологические процессы, играет развитие идеологии, культуры, науки и искусства.

Одним из факторов, обусловливающих сложность социального сравнения и, следовательно, самого процесса формирования общественных нравов, является социальная неоднородность общества. В рамках общей культуры социалистического общества в результате определенной дифференциации социальных потребностей, запросов, ориентаций возникают специфические системы ценностей и норм, формирующиеся в различных профессиональных и социально-демографических группах. Например, у представителей различных профессиональных групп под влиянием объективных социальных условий их жизни - характера, организации и условий труда, уровня квалификации и образования, размеров заработной платы и среднедушевых семейных доходов, жилищных условий и т. д. - складываются не только различное ценностное отношение к труду, т. е. разная оценка таких связанных с ним ценностей, как материальное вознаграждение, творчество, уважение, долг и т. д., но и разные представления о том, какова справедливая оплата труда, что такое интересный и содержательный труд, какие блага являются необходимыми для человека, а какие - роскошью.

Хотя общественные нравы воспринимаются иногда как нечто единообразное ("так поступают все"), на самом деле они имеют очень сложную структуру, в которой находят свое (хотя и очень неравное) место поведение и интересы различных социальных групп. Нравы как массовое поведение формируются в результате повседневного взаимодействия, столкновения групповых нравов, из которых складываются некоторые преобладающие в данный момент настроения, представления, стандарты поведения и оценки. Очень важно помнить, однако, что эти стандарты отвечают объективным условиям жизни и интересам каждой из групп в различной степени. Тяга к престижному потреблению, которая соответствует возможностям групп с высоким (особенно нетрудовым) доходом, серьезно усложняет жизнь подражающим им группам, чьи доходы существенно меньше. Возникающее в обществе преклонение перед "творческими" профессиями приятно их представителям, но может наносить психологическую травму тем, в чьем труде, может быть, не менее необходимом людям, элементов творчества мало.

Различные социальные группы оказывают разное по содержанию и силе влияние на общественные нравы. В целом, чем значительнее общественное положение группы (в частности, чем выше ее престиж в общественном мнении), тем сильнее такое влияние. В то же время существуют группы, которые принимают непосредственное участие в формировании общественных нравов и на которых поэтому лежит особая моральная ответственность за их содержание и направленность - руководящие работники и деятели духовной культуры.

Искусство и наука не только отражают реальность, они создают особый мир, мир моральных ценностей и красоты, осмысленной жизни, человеческих целей и надежд, знаний и идеалов. Сила воздействия произведения искусства или научной информации на общественные нравы зависит от того, насколько верно, т. е. полно и убедительно представлена в них сфера нравственности - и в форме моральных принципов, и в форме отражения стереотипов обыденного поведения людей. Художник и ученый должны не только помогать людям формулировать свои жизненные цели, понять, к чему должно стремиться, но и подсказать, какие жизненные "средства", какие повседневные поступки могут привести к этим целям, а какие - уводят от них. Все более злободневной становится задача - дать человеку правильные ориентиры в сложной механике социального сравнения. Глубокие художественные образы и всесторонняя социальная информация помогают человеку уйти от крайностей, ошибок, "ловушек" социального сравнения. Искусство и наука, когда они эффективно выполняют свои социальные функции, становятся подлинно народными. Они помогают человеку избежать опустошающей социальной зависти и в то же время непримиримо относиться к несправедливому неравенству; понять и признать сложность и нелегкость труда других людей, но одновременно ценить и свою работу, как бы проста она ни была; развивать свои способности и потребности, но всегда соотносить свои притязания со своим трудовым вкладом и с интересами других людей. Выполнение этих социальных задач, стоящих перед работниками творческих профессий, требует от них не только интенсивного профессионального труда и мастерства. Здесь необходимы особая социальная интуиция и объективность, способность выйти за рамки представлений, интересов и нравов "собственной" социальной группы, увидеть социальные проблемы с точки зрения других групп, найти среди этих групп те, которые в данный момент несут в себе нравы прогрессивные, передовые, отвечающие интересам будущего.

В повседневном поведении велика сила социального примера. Поэтому моральная чистота, постоянная забота об общественных интересах, бескорыстие тех, чье служебное положение обязывает требовать от других людей соблюдения нравственных норм и социалистического правопорядка, - необходимое условие формирования подлинно социалистических общественных нравов. Честный, неподкупный руководитель в любой сфере, а особенно там, где существуют возможности "погреть руки", во многом определяет здоровую социально-психологическую атмосферу в трудовом коллективе. В этом убеждает, в частности, опыт лучших торговых предприятий страны. Так, в универмаге "Винница" за 14 лет его существования не было ни одной растраты, в книге жалоб и предложений не содержится ни одной претензии. На вопрос "Неужели у вас продавцы не скрывают ходовой товар?" директор универмага ответил: "Я не ворую, потому и они не воруют"^*.

^* (См.: Андреев Н. Доверие. - Комсомольская правда, 1977, 10 сентября.)

На июньском (1983 г.) Пленуме ЦК КПСС было подчеркнуто значение нравственного примера руководителя-коммуниста. "Он всегда на виду у масс, и чем выше пост занимает, тем большая ответственность ложится на него. Тех, кто забывает об этом, у кого случается своего рода "высотная болезнь", подстерегают серьезные опасности и срывы. Приходится встречаться и с фактами зазнайства, грубости, волокиты. Есть еще руководители, которые путают свой карман, с государственным, злоупотребляют служебным положением От таких партия решительно избавляется"^*.

^* (Материалы Пленума Центрального Комитета КПСС, 14-15 июня 1983 г., с. 54.)

Предъявляя повышенные нравственные требования к руководителям всех уровней, Коммунистическая партия исходит из ленинского указания о том, что коммунисты не должны пользоваться выгодами, связанными с положением правительственной партии. "Трудящаяся масса, - писал В. И. Ленин, - с величайшей чуткостью улавливает различие между честными и преданными коммунистами и такими, которые внушают отвращение человеку, в поте лица снискивающему себе хлеб, человеку, не имеющему никаких привилегий, никаких "путей к начальству"^*. В правоте этих слов убеждает пример, о котором рассказал читателям "Правды" первый секретарь ЦК Компартии Эстонии К. Г. Вайно. В Тарту несколько лет председателем райисполкома работал некий Э. Калдалу, слывший неплохим организатором и посвящавший в своих выступлениях немало громких слов коллективизму, критике нарушений норм и принципов советского образа жизни. "Только люди-то плохо ему верили, поскольку уже слышали, как председатель, имея хороший собственный дом, обманным путем получил еще и четырехкомнатную квартиру, а дом, продал. И как возводил дачу, используя материалы и механизмы районного стройуправления..." Иные махинаторы "не прочь сослаться и на пример с председателем (теперь уже бывшим) райисполкома: "вон, дескать, член партии, депутат, а тоже свой карман не забывает..."^**.

^* (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 44, с. 123.)

^** (Утверждая коллективизм. - Правда, 1981, 7 нюня.)

Осуществляемая партией перестройка идеологической работы включает создание обстановки нетерпимости ко всем нарушителям норм социалистического общежития, невзирая на лица, мобилизацию против них общественного мнения. Это предполагает преодоление в практике массово-политической работы формализма и парадности, ухода от острых проблем жизни, казенного морализирования вместо вдумчивого анализа насущных вопросов, острых проблем, волнующих советских людей.

Важным фактором повышения социальной активности масс в борьбе за оздоровление общественных нравов служит систематическое информирование советских людей о работе, проводимой партийными, государственными, судебными органами в этой области. Гласность, которую К. Маркс и Ф. Энгельс называли средством, обладающим сокрушительной силой^*, а В. И. Ленин - мечом, который сам исцеляет наносимые им раны,^**, - необходимое условие успешности такой борьбы.

^* (См.: Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 18, с. 330.)

^** (См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 23, с. 53.)

Первоначальное духовное осмысление, неразрывно сплетенное с моральными оценками, явления социальной жизни находят на уровне так называемого обыденного сознания, своеобразно обобщающего повседневный моральный опыт миллионов людей. Суждения о социальных явлениях и процессах, непосредственно затрагивающих жизненные интересы людей, образуют содержание общественного мнения, выступающего одним из самых действенных регуляторов индивидуального и массового поведения.

Каждый факт разоблачения и наказания нарушителей советской законности и морали должен становиться достоянием общественного мнения. Не менее важное значение имеет осуществление "обратной связи": широкого обсуждения трудящимися (на собраниях трудовых коллективов, на занятиях сети политического образования и т. д.) путей преодоления уродливых явлений, с которыми они сталкиваются в своей повседневной жизненной практике. В ходе такого обсуждения могут быть выработаны действенные предложения по устранению конкретных причин, которые поддерживают или воспроизводят эти явления.

Важными каналами выявления общественного мнения выступает анализ писем трудящихся, поступающих в партийные и государственные органы, органы массовой информации и т. д. О широкой общественной заинтересованности в решении назревших социальных проблем свидетельствуют и публицистические дискуссии, широко развертывающиеся на страницах массовой печати. В них находят отражение зрелые, вдумчивые суждения представителей самых разных социальных групп о путях совершенствования хозяйственного механизма, улучшения системы распределительных отношений, активизации борьбы с антиобщественными явлениями, т. е., по существу, обо всех направлениях оздоровления, гуманизации общественных нравов.

Постоянный учет общественного мнения, использование выводов и обобщений, полученных всеми средствами социального познания, служат необходимым условием принятия правильных решений на всех уровнях социального управления.