2. Прекрасное

Прекрасное в истории эстетики

Восторгаясь красотой женщины, Б. Пастернак писал:

 Любить иных - тяжелый крест, 
 А ты прекрасна без извилин, 
 И прелести твоей секрет 
 Разгадке жизни равносилен*.

^* (Пастернак Б. Стихотворения и поэмы. М. - Л., 1965, с. 359.)

Секрет красоты - секрет жизни.

Изнуренный смертельной болезнью, Г. Гейне вышел в один из весенних дней 1848 г. на сияющие солнцем и обрамленные зеленой листвой улицы Парижа. Преодолевая слабость, он добрался до Лувра и остановился перед мраморной статуей Венеры Милосской. Прощаться с жизнью поэт шел в сокровищницу искусства. Расставаться с жизнью для него значило расставаться с красотой.

Тайна красоты тревожит человечество века. В истории о ней было высказано множество суждений^*.

^* (См.: Овсянников М. Ф. История эстетической мысли. М., 1978.)

Древнейшие цивилизации оставили памятники, в которых запечатлено мировосприятие древних народов, их философские и эстетические воззрения. Шумерская цивилизация - одна из самых древних. Уже в XXV в. до н. э. она знала памятники письменности. В одном из них зафиксирован первый в истории человечества спор по поводу и поныне актуальной проблемы эстетики: каково взаимоотношение прекрасного с полезным. В древнейшем тексте "Лето и Зима, или Энлиль выбирает бога - покровителя земледельцев" повествуется о том, что Энлиль (бог воздуха) решил создать на земле изобилие и сотворил двух братьев: Эмеша (Лето) и Энтена (Зиму). Братья спорят, кто из них прекраснее.

Властелин воздуха бог-отец Энлиль рассудил своих спорящих сыновей, сочтя прекраснейшим самого полезного:

 "...Воды, приносящие жизнь всем странам, поручены Энтену, 
 Земледельцу богов, который производит все. 
 Эмеш, сын мой, как же ты можешь сравнивать себя с твоим братом Энтеном!" 
 ...Эмеш преклонил колени перед Энтеном, обратился к нему с молитвой*.

^* (См.: Крамер С. Н. История начинается в Шумере. М., 1965, с. 165)

Выраженная здесь эстетическая концепция предвосхищает сократовскую идею: наиболее полезное - самое прекрасное.

Отождествление утилитарного и эстетического мы находим и в древней шумерской поэме "Инанна выбирает мужа". В ней речь идет о том, что бог солнца Уту уговаривает свою сестру Инанну выйти замуж за бога пастухов Думузи. Инанна склонна предпочесть бога земледельцев Энкимду, который "выращивает зерно в изобилии". "Земледелец, чем же он лучше меня?" - спрашивает бог пастухов Думузи и разворачивает аргументацию в свою пользу, доказывая, что он полезнее, чем бог земледелия, который дает только хлеб и бобы. Инанна останавливает свой выбор на боге пастухов, который в большей мере может обеспечить людей всем необходимым: дает им сладкий сыр, сливки, кожу, шерсть, то есть кормит, одевает и обувает. Экономическая значимость скотоводства, его особая полезность определяют в данном тексте большую красоту бога скотоводов и соответственно его большее право войти в семью бога солнца и стать мужем Инанны.

Древнеегипетская цивилизация, как и шумерская, не оставила специальных трактатов по эстетике. Однако в литературных произведениях, в гимнах богам, жизнеописаниях фараонов заключено много глубоких теоретических идей о природе искусства и об эстетических свойствах действительности. Так, в древнеегипетском папирусе воспевается красота Нила:

 Владыка рыб, вожатый пернатых... 
 Творящий ячмень, создающий эммер, 
 Делает он праздник в храмах. 
 Если он медлит, то замыкается дыхание, 
 И все люди бледнеют, 
 Уничтожаются жертвы богов, 
 И миллионы людей гибнут... 
 Когда же он восходит, земля в ликовании, 
 И все живое в радости, 
 Зубы все начинают смеяться... 
 Приносящий хлебы, обильный пищей, 
 Творящий все прекрасное...*
 

^* (См.: Матье М. Э. Древнеегипетские мифы. М, - Л., 1956, с. 92.)

В этом гимне Нилу времен Среднего царства красота характеризуется как творение жизни, как источник ее продолжения и созидания ее благ.

Древние египтяне понимали красоту стихийно-материалистически, утверждая, что прекрасное есть жизнь. Так, гимн богу солнца Атону воспевает его следующим образом:

 Ты подаешь жизнь сердцам твоею 
 Красотою, которая и есть жизнь*.

^* (См.: История древнего мира. М., 1937, т. 1, с. 276.)

У древних народов человеческое обращение к миру сохраняло свою целостность, а эстетический интерес еще не полностью отделился от практического, поэтому любое их отношение к миру было эстетическим.

Древнегреческая эстетика была частью нерасчлененных знаний. Зачатки многих наук еще не отпочковались в самостоятельные отрасли от единого древа человеческого познания. В любой характеристике мироздания у древних греков подспудно присутствуют элементы его эстетической оценки. Мысль о мире изначально эстетична. У первых натурфилософов в единстве выступают эстетическое и космологическое: прекрасное - это вселенски прекрасное, это всеобщая гармония и красота мироздания (слово "космос" означает одновременно: мироздание, мир, украшение, наряд, красота, порядок, гармония; и не случайно это слово имеет единый корень со словом "косметика").

Утверждение натурфилософами объективного существования мира и реальности его красоты положило начало большой эстафете теоретической преемственности. Для пифагорейцев мир - стройный космос, "все небо - гармония и число". Сочетание гармонии и числа, как основополагающих элементов трактовки самой сущности мироздания, стоит у истоков теоретической традиции "измерения алгеброй гармонии", которая в наше время привела к структурным методам изучения искусства.

Разрабатывая проблемы музыкальной акустики, пифагорейцы, можно сказать, впервые воплотили идею математического подхода к красоте. Они попытались дать математическое выражение соотношения тонов: отношение октавы к основному тону равно 1:2, квинты - 2:3, кварты - 3:4 и т. д.

Красота гармонична. Причем гармония выступает там, где есть неравенство, единство многообразного. Равное и непротиворечивое в гармонии не нуждается. Там же, где противоположности находятся в "соразмерной смеси", там благо, здоровье человека. Музыкальная гармония - частный случай гармонии мировой, ее звуковое выражение. Красота выступает как мера гармоничности и истинности бытия, как мера созвучности космосу.

Пифагорейцы развивали учение о "гармонии сфер": планеты окружены воздухом и прикреплены к прозрачным сферам. Интервалы между сферами соотносятся между собой, как интервалы тонов октавы. Планеты движутся, издавая звуки, и высота звука зависит от скорости их движения. Однако наше ухо не способно уловить мировую гармонию сфер. Эти фантастические представления пифагорейцев - свидетельство их наивной и жизнерадостной уверенности в том, что Вселенная - прекрасно звучащий оркестр.

Для Гераклита гармония не статичное равновесие, как для пифагорейцев, а движущееся, динамическое состояние. Самым сильным и центральным образом у Гераклита является огонь. Именно с пылающим пламенем, пожирающим существующее, превращающим его в пепел, чтобы снова было возможно рождение, за которым опять последует смерть, сравнивает Гераклит жизнь и судьбы всего существующего. Красота жизни есть красота борьбы, вечного умирания и вечного становления, возрождения из пепла во все новых и новых формах. Красота - извечная природа огня, из противоречий сплетенного, в будущее устремленного. Противоречие - созидатель гармонии и условие существования прекрасного: расходящееся сходится и прекраснейшее согласие происходит из противоположности. Два конца натянутого лука и лиры в своем расходящемся стремлении производят согласное действие. В единстве борющихся противоположностей Гераклит видит структуру прекрасного. Образ лука теоретически моделировал диалектическую структуру гармонии и обладал высокой степенью исторической точности: лук - предшественник и прародитель музыкального звука; к нему восходят в своем происхождении все струнные инструменты.

Гераклит впервые в истории эстетики поставил вопрос о характере восприятия прекрасного: оно постигается не с помощью вычисления или отвлеченного мышления, а лишь путем созерцания. Как можно исчислить и измерить огонь, эту всепоглощающую стихию, которая сегодня одна, а завтра другая? Для того чтобы постигнуть суть огня - красоты, по Гераклиту, необходим столь же искусный инструмент в руках познающего и созерцающего субъекта: огнеподобность мышления - его диалектичность. Постижение сущности жизни и природы красоты для Гераклита равнозначно раскрытию противоречивой сущности бытия, рождения и умирания, борьбы и гармонии.

Другой древнегреческий материалист, Эмпедокл, полагал, что мир состоит из четырех первоэлементов: огня, воздуха, воды и земли. Их соединяет любовь, которая рождает гармонию и красоту, а разъединяет вражда, вызывающая хаос и безобразие. В учении Эмпедокл а опять-таки проявляет себя единство космогонии и эстетики.

Натурфилософии Эмпедокла присуща идея эволюционизма. Начальный период развития живой природы, по Эмпедоклу, - это эпоха одночленных разрозненных органов: блуждали руки, лишенные плеч, двигались глаза, лишенные лба, и т. д. Затем эти органы стали случайно и хаотично соединяться. Наступила эпоха чудовищ - цельных существ, не имевших, однако, гармонии и красоты в соединении органов. Лишь в современную эпоху возникли животные и люди, целесообразно и гармонично организованные. Эволюция живого для Эмпедокла равноценна эстетическому совершенствованию мира, процессу становления красоты и гармонии.

Атомист Демокрит выдвигает категорию меры и развивает гедонистическую концепцию: жить нужно наслаждаясь, причем наслаждаться только прекрасным и в меру. "Не следует стремиться ко всякому наслаждению, но только к такому, которое связано с прекрасным". "Тому, кто преступает правильную меру, самое приятное может стать самым неприятным".

Платон в диалогах дает многосторонний и в определенном смысле более глубокий, чем его предшественники, анализ проблемы красоты. Так, в диалоге "Гиппий Больший"^* он ищет ответ не на вопрос "что прекрасно?", а на вопрос "что есть прекрасное?", пытаясь охарактеризовать самую сущность красоты. Платон сталкивает в своем произведении двух персонажей: Гиппия и Сократа. Последний старается подвести своего противника к правильному решению проблемы.

^* (См.: Платон. Соч. В 3-х т. М., 1968, т. 1, с. 158 - 186.)

Сократ спрашивает: "Что есть прекрасное?" Гиппий отвечает: "Прекрасная девушка, несомненно, есть что-то прекрасное". Этот ответ указывает на исходный момент в исследовании прекрасного - признание его конкретности. Однако прекрасное не только конкретно, единично, но и присуще ряду явлений. Сократ подчеркивает это, возражая Гиппию: "...а прекрасная кобылица... а прекрасная лира... а прекрасный горшок разве не есть что-то прекрасное?" Он подводит собеседника к выводу, что прекрасное есть нечто единичное, присущее множественному, конкретность, обладающая всеобщностью. Гиппию кажется неудобным ставить в один ценностный ряд прекрасную женщину и горшок. Сократ же обращает внимание на относительность прекрасною: для определения степени красоты вещи важно сопоставить ее с другими. Сократ вспоминает изречение Гераклита: "Из обезьян прекраснейшая безобразна, если сравнить ее с человеческим родом... Из людей мудрейший по сравнению с богом покажется обезьяной - и по мудрости, и по красоте, и по всему остальному".

Пытаясь отыскать абсолютно прекрасное, Гиппий предполагает, что это золото ("если к чему присоединится золото, то даже и то, что раньше казалось безобразным, после того как украсится золотом, представится прекрасным"). Но Сократ обращает внимание на то, что Фидий сделал прекрасную скульптуру Афины не из золота, а из слоновой кости. Более того, в сочетании с глиняным горшком прекрасна фиговая ложка, а золотая безобразна. Тогда, может быть, прекрасное - это обыденное, нормальное, общепринятое, веками сложившееся и освященное традициями течение жизни? "...Я утверждаю, - говорит Гиппий, - что всегда и везде прекраснее всего для каждого мужа быть богатым, здоровым, пользоваться почетом у эллинов и, достигнув старости и устроив своим родителям, когда они умрут, прекрасные похороны, быть прекрасно и пышно погребенным своими детьми". Однако Сократ замечает, что здесь не схватывается исключительное: ведь на героев, рожденных бессмертными богами, и на самих богов это определение нераспространимо.

Наконец, спорящие приходят к такому определению: прекрасное - уместное, подходящее, пригодное. Но Сократ напоминает, что существуют явления, весьма пригодные для совершения зла; они далеки от прекрасного. Тогда не есть ли прекрасное то, что пригодно к совершению добра, то есть полезное? Это предположение, вводящее в определение прекрасного утилитарное начало, также отвергается: "Определение прекрасного, будто оно есть полезное... вовсе не есть самое прекрасное определение"^*. Возникает новый, сенсуалистический подход к прекрасному, и выявляется его значение как источника удовольствия: "...прекрасное - это приятное благодаря слуху и зрению", а "приятное, связанное со всеми остальными ощущениями, получаемыми от пищи, питья, любовных утех и так далее" выносится за пределы прекрасного. Далее Платон разделяет физически и духовно прекрасное; в уста Сократа вкладываются не лишенные резона вопросы: а прекрасные действия и законы? Разве они бывают нам приятны через слух и зрение?

^* (Различение полезного и прекрасного принадлежит Сократу - персонажу платоновского диалога. В действительности же Сократ считал, что полезное прекрасно для того, для чего оно полезно.)

Затем делается попытка сочетать утилитарное, сенсуалистическое и этическое определения: прекрасное - "удовольствие, которое полезно", а полезно "то, чем производится добро". Но Платон различает добро и красоту. Его Сократ говорит: "...ни благо не может быть прекрасным, ни прекрасное - благом, если только каждое из них есть нечто иное".

Столкновение мнений Гиппия и Сократа так и не приводит к окончательному определению прекрасного. Но это вовсе не свидетельствует о теоретической бесплодности дискуссии. В ходе спора прекрасное анализируется весьма всесторонне и диалектично. И все же как высший вывод полемики звучит заключительная фраза диалога: "Прекрасное - трудно".

В диалоге "Филеб" Платон утверждает, что красота не есть красота самих живых существ или картин, а "прямое и круглое", то есть абстрактная красота поверхности тела, форма, отделенная от содержания: "...я называю это прекрасным не по отношению к чему-либо, как это можно сказать о других вещах, но вечно прекрасным самим по себе, по своей природе..."^* Философ ищет красоту в геометрических телах, в пропорциональности. В конечном счете красота для Платона эстетически своеобразная идея, познать которую человек может, только находясь в особом состоянии одержимости, вдохновения, через воспоминание бессмертной души о том времени, когда она еще не вселилась в смертное тело и пребывала в мире идей.

^* (Платон. Соч. В 3-х т. М., 1971, т. 3, ч. I, с. 66.)

Фиксируя красоту той или иной конкретной вещи, Платон как бы прислушивается к тому, что возникает в душе человека во время восприятия прекрасного. Платон впервые рассматривает прекрасное как момент эстетически-духовного отношения человека, а не как чисто природное свойство внешних предметов. Это в целом идеалистическое понимание прекрасного тем не менее диалектично и содержит элемент признания его "сверхчувственности". Однако неприродность, "ненатуралистичность" красоты не выводится Платоном из общественно-исторической практики, а постулируется как следствие первичности духовного начала.

Наиболее ценны в учении Платона о красоте диалектически многосторонняя ее характеристика и мысль о специфичности эстетического переживания: прекрасное "возбуждает" некоторые особенные, свойственные только ему, "наслаждения".

Весь ход платоновского рассуждения о прекрасном и его свойствах, и это в своих лекциях по истории философии отметил Гегель, свидетельствует о том, что древнегреческий философ диалектически анализировал прекрасное как свойство особого рода, как результат духовно-человеческого, одухотворенного отношения к миру. В соответствии со своей объективно-идеалистической философской концепцией способность понимать прекрасное Платон выводил из присутствия в человеке чистой идеи.

Для Аристотеля, в отличие от Платона, прекрасное не объективная идея, а объективное качество вещей: "...прекрасное - и животное и всякая вещь,- состоящее из известных частей, должно не только иметь последние в порядке, но и обладать не какою попало величиной: красота заключается в величине и порядке..."^* Аристотель здесь дает структурную характеристику прекрасного и обращает внимание на величину, пропорции, порядок как на свойства прекрасного. Продолжая пифагорейскую традицию, Аристотель утверждает, что постижению этих свойств может способствовать математика^**.

^* (Аристотель. Поэтика. М., 1957, с. 63.)

^** (См.: Аристотель. Соч. М., 1975, т. 1, с. 327.)

Аристотель выдвинул принцип соразмерности человека и прекрасного предмета: "...ни чрезмерно малое существо не могло бы стать прекрасным, так как обозрение его, сделанное в почти незаметное время, сливается, ни чрезмерно большое, так как обозрение его совершается не сразу, но единство и целостность его теряются..."^* По Аристотелю, прекрасное - не слишком большое, не слишком маленькое. Это по-детски наивное суждение содержит в себе гениальную идею. Красота здесь выступает как мера, а мерой всего является человек. Это в сравнении с ним прекрасный предмет не должен быть "чрезмерным".

^* (Аристотель. Поэтика, с. 63.)

Аристотелевская концепция прекрасного теоретически соответствовала гуманистической художественной практике античного искусства. Греческий Парфенон, например, в отличие от египетской пирамиды не слишком большой и не слишком маленький: он достаточно маленький, чтобы не подавлять человека, и достаточно большой, чтобы выразить величие афинян, его создавших.

В средние века господствовала концепция божественного происхождения красоты (Фома Аквинский, Тертуллиан, Франциск Ассизский): бог, одухотворяя косную материю, придает ей эстетические свойства. Чувственная красота казалась греховной и наслаждение ею - недозволенным.

В противовес этому гуманисты эпохи Возрождения (Леонардо да Винчи, Шекспир) утверждали красоту самой природы и радость ее восприятия. Искусство они рассматривали как зеркало, которое художник держит перед природой.

Эстетика классицизма (Буало) сводила прекрасное к изящному, и уже не вся природа в ее цветении и буйстве, а лишь подстриженная, ухоженная природа, как, скажем, Версальский парк, выступала в качестве прекрасного. Высшим предметом искусства классицизм провозгласил красоту в общественной жизни, отождествляемую им с добром и государственной целесообразностью.

Французские просветители XVIII в. (Вольтер, Дидро и др.) вновь расширяют сферу красоты и возвращают ее всей действительности. Для них прекрасное - естественное свойство самой природы, так же как вес, цвет, объем и т. д. Однако непонимание роли практики, роли общественного производства и метафизический характер мышления не дали возможности просветителям последовательно материалистически объяснить сущность прекрасного.

Немецкая классическая эстетика внесла ряд диалектических идей в понимание природы прекрасного. Кант трактовал прекрасное как объект незаинтересованного отношения. Подход Гегеля к этой категории пронизан историзмом. В прекрасном он видел один из этапов общемирового движения духа (абсолютной идеи). В своем развитии дух обретает гармоническое единство с материальной формой, идея находит полное и адекватное выражение в форме, и это прекрасно. Такого состояния абсолютная идея достигает в век классического искусства (Древняя Греция). Красота для Гегеля - сфера искусства. Он принципиально не анализирует красоту природы.

Русский революционный демократ Н. Г. Чернышевский полагал, что прекрасное есть жизнь, соответствующая нашим понятиям о том, какой она должна быть. Его концепция ориентирована на материалистическое понимание красоты. Вместе с тем она несет на себе печать антропологизма: Чернышевский считал, что прекрасное в природе предвосхищает человека.

На рубеже XIX и XX вв. в буржуазной эстетике получили распространение субъективно-идеалистические воззрения, согласно которым человек в процессе эстетического восприятия как бы одухотворяет эстетически нейтральный мир и заставляет его излучать красоту. Только индивид вносит красоту в природу, которая сама по себе лежит "по ту сторону прекрасного и безобразного", она "внеэстетична", как и "внеморальна" и "внелогична". Характерно в этом отношении суждение Ш. Лале: "Природа обладает красотою лишь в том случае, если художественное воспитание наделило ее прекрасным... С эстетической точки зрения природа богата лишь тем, что наше искусство ссудило ей"^*.

^* (Лало Ш. Введение в эстетику. М., 1915, с. 100, 101.)